Жизнь и творчества русских писателей

Действующие лица: Марина, Старшеклассница, Ася, Макс, ведущий.

Сцена условно поделена пополам и оформлена в виде двух похожих комнат, в каждой из которых стоит диван, есть стол, книжный шкаф. Но первая комната – современна, а отдельные детали интерьера второй говорят о том, что это квартира начала прошлого века. В первой комнате над диваном висит плакат с изображением какой-то современной группы, во второй – картины, икона. Хозяйка первой комнаты – Старшеклассница, хозяйка второй – Марина.
На авансцене сбоку – журнальный столик с двумя стульями. Это место ведущего. На столике ваза с веткой рябины, книги: «Быт и бытие Марины Цветаевой» В. Швейцер, сборники стихов М. Цветаевой.

В спектакле звучит музыка Шопена, Бетховена, используются записи песен на стихи Цветаевой. Лейтмотив всей постановки – I часть Концерта № 2 для фортепиано с оркестром С. Рахманинова.

* * *

Звучит «Фантазия-экспромт до диез минор, соч. 66» Ф. Шопена. Открывается занавес. В своей комнате на диване, поджав одну ногу под себя и качая носком другой, сидит Старшеклассница. Она внимательно читает толстую книгу. Периодически отвлекаясь от книги, Старшеклассница берет в руки томик стихов, потом снова – книгу. И вновь читает стихи, качая еще и головой им в такт. Потом берет телефонную трубку, набирает номер и, без всяких предисловий, цитирует:

Солнцем жилки налиты – не кровью -
На руке, коричневой уже.
Я одна с моей большой любовью
К собственной моей душе.
Жду кузнечика, считаю до ста,
Стебелек срываю и жую…
- Странно чувствовать так сильно
и так просто
Мимолетность жизни – и свою.

Закончив читать, Старшеклассница, очевидно, выслушивает вопрос, затем отвечает.

СТАРШЕКЛАССНИЦА. Кто, кто!.. Цветаева. Я тоже раньше не читала. А теперь вот прочитала. Ну ладно, пока.

Старшеклассница снова углубляется в книгу. Звонит телефон – она хватает трубку. Разочарованно: «А… это ты. Нет». Через некоторое время снова набирает номер.

СТАРШЕКЛАССНИЦА. А это тоже не читала?

Цыганская страсть разлуки!
Чуть встретишь – уж рвешься прочь!
Я лоб уронила в руки
И думаю, глядя в ночь:
Никто, в наших письмах роясь,
Не понял до глубины,
Как мы вероломны, то есть -
Как сами себе верны.

Слушая собеседницу, Старшеклассница делает недовольные гримасы, возмущенно взмахивает рукой.

СТАРШЕКЛАССНИЦА. Да мало ли что задавали! Пусть сама свои сочинения пишет! Она нам ничего не рассказала толком! А я такое тут вычитала, с ума сойти! Да у родителей в шкафу взяла. Называется? «Быт и бытие Марины Цветаевой». Ну ладно, пока. Антон? Ты же знаешь… Нет, ни разу не позвонил.

На последних словах голос Старшеклассницы дрожит. Она долго смотрит в одну точку, потом берет книгу.
Снова звучит Шопен. На мгновение гаснет свет – и вот уже на диване во второй комнате сидит Марина. Она тоже читает, поджав одну ногу под себя и качая другой.

СТАРШЕКЛАССНИЦА (читает вслух). «Она была своевольной, беспорядочной, пренебрегающей мнением и интересами окружающих девчонкой…»

ВЕДУЩИЙ. Из письма Марины Цветаевой известному русскому философу Василию Васильевичу Розанову:

МАРИНА (вставляет в киот от иконы портрет Наполеона, вешает на стену). «Шестнадцати лет безумно полюбила Наполеона I и Наполеона II, целый год жила без людей, одна в своей маленькой комнатке, в своем огромном мире…»

СТАРШЕКЛАССНИЦА. «Марина собирала и читала всё, что было написано о Наполеоне и его времени на трех известных ей языках: мемуары, исторические документы, исследования, стихи… Ее детская «проваленность» в книги переросла в серьезную поглощенность литературой. Осознавала ли она в 16-17 лет, что поэзия становится смыслом ее жизни? Возможно, не осознавала, но жить в книгах и писать стихи стало уже необходимостью. Им и в них открывала Марина свою душу».

Звучит один из вальсов Шопена. Старшеклассница уходит. Появляется Ася, занимает место рядом с ведущим.

ВЕДУЩИЙ. Из воспоминаний сестры Марины Цветаевой – Анастасии Цветаевой:

АСЯ. «В комнате матери висел портрет бабушки, красавицы-польки Марии Лукиничны Бернацкой, умершей очень рано – в двадцать семь лет. Увеличенная фотография – темноокое, с тяжелыми веками, печальное лицо с точно кистью проведенными бровями, правильными, милыми чертами, добрым, горечью тронутым ртом…»

МАРИНА.
Продолговатый и твердый овал,
Черного платья раструбы…
Юная бабушка! – Кто целовал
Ваши надменные губы?
Руки, которые в залах дворца
Вальсы Шопена играли…
По сторонам ледяного лица -
Локоны, в виде спирали.
Темный, прямой и взыскательный взгляд.
Взгляд, к обороне готовый.
Юные женщины так не глядят.
Юная бабушка, кто вы?
Сколько возможностей вы унесли,
И невозможностей – сколько? -
В ненасытимую прорву земли,
Двадцатилетняя полька!
День был невинен, и ветер был свеж.
Темные звезды погасли.
- Бабушка! – Этот жестокий мятеж
В сердце моем – не от вас ли?..

Раздается звонок колокольчика.

ВЕДУЩИЙ. Из автобиографической прозы Марины Цветаевой «Живое о живом».

МАРИНА. Звонок…

Марина бежит открывать дверь. На пороге появляется Макс.

МАРИНА. Открываю. На пороге цилиндр. Из-под цилиндра безмерное лицо в оправе вьющейся недлинной бороды. Вкрадчивый голос…
МАКС. Можно мне видеть Марину Цветаеву?
МАРИНА. Я.
МАКС. А я – Макс Волошин. К вам можно?
МАРИНА. Очень!

Макс проходит в комнату.

МАКС. Вы читали мою статью о вас?
МАРИНА. Нет.

Марина указывает на диван, Макс садится.

МАКС. Я так и думал и потому вам ее принес. Она уже месяц как появилась…

Макс протягивает Марине газету. Она бережно берет ее и начинает читать вслух, расхаживая по комнате.

МАРИНА. «Она вся на грани последних дней детства и первой юности. Если же прибавить, что ее автор владеет не только стихом, но и четкой внешностью внутреннего наблюдения, импрессионистической способностью закреплять текущий миг, то это…»

МАКС (продолжает). «…укажет, какую документальную важность представляет эта книга, принесенная из тех лет, когда обычно слово еще недостаточно послушно, чтобы верно передать наблюдение и чувство…»

МАРИНА (заметно волнуясь и смущаясь). ««Вечерний альбом» – это прекрасная и непосредственная книга, исполненная истинно женским обаянием».

МАКС.
Ваша книга странно взволновала -
В ней сокрытое обнажено,
В ней страна, где всех путей начало,
Но куда возврата не дано.
Помню всё: рассвет, сиявший строго,
Жажду сразу всех земных дорог,
Всех путей… И было всё… так много!
Как давно я перешел порог!

Кто Вам дал такую ясность красок?
Кто Вам дал такую точность слов?
Смелость всё сказать: от детских ласок
До весенних новолунных снов?
Ваша книга – это весть «оттуда»,
Утренняя благостная весть.
Я давно уж не приемлю чуда,
Но как сладко слышать: «Чудо – есть!»

МАРИНА. «И вот беседа – о том, что пишу, как пишу, что люблю – полная отдача другому, внимание, проникновение, глаз не сводя с лица и души другого…»

Макс и Марина, беседуя, покидают комнату.

АСЯ. Свой первый сборник «Вечерний альбом» Марина выпустила в 1910 году, еще не сняв гимназической формы, тайком от семьи.

ВЕДУЩИЙ. Положительно отозвался о сборнике и мэтр русских символистов Валерий Брюсов. При этом, однако, Брюсов выражал надежду, что в будущем Цветаева «найдет
в своей душе чувства более острые… и мысли более нужные». В ответ Цветаева написала стихотворение «В.Я. Брюсову».

Появляется Марина, читая на ходу стихи.

МАРИНА.
Улыбнись в мое «окно»,
Иль к шутам меня причисли, -
Не изменишь, всё равно!
«Острых чувств» и «нужных мыслей»
Мне от Бога не дано.
Нужно петь, что всё темно,
Чтоб над миром сны нависли…
- Так теперь заведено. —
Этих чувств и этих мыслей
Мне от Бога не дано!

Марина берет из шкафа книгу, усаживается на диван. Звучит Шопен. В свою комнату заходит Старшеклассница. Она снимает со стены плакат, сворачивает его, бросает в угол, садится на диван, берет книгу.

СТАРШЕКЛАССНИЦА (читает вслух). «…Всю сложность отношений внутри родного дома Марина почувствовала очень рано и почти точно. Впоследствии узнавались какие-то подробности родительской жизни, углублялось понимание их психологических обликов, смещались акценты оценок. Однако глубинный смысл родительских судеб и их влияние на собственный характер Цветаева осознавала однозначно».

АСЯ. В «Ответе на анкету» 1926 года Марина писала:

МАРИНА. «Главенствующее влияние – матери (музыка, природа, стихи, Германия). Страсть к геройству. Один против всех. Heroica. Более скрытое, но не менее сильное влияние отца. (Страсть к труду, отсутствие карьеризма, простота, отрешенность). Слитое влияние отца и матери – спартанство. Два лейтмотива в одном доме, Музыка и Музей. Воздух дома не буржуазный, не интеллигентский – рыцарский. Жизнь на высокий лад».

Звучит I часть «Концерта № 2 для фортепиано с оркестром» С. Рахманинова.

ВЕДУЩИЙ. Из автобиографии Марины Цветаевой.

МАРИНА. «Марина Ивановна Цветаева. Родилась 26 сентября 1892 г., в Москве».

СТАРШЕКЛАССНИЦА.
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.

ВЕДУЩИЙ. Анастасия Цветаева. Из «Воспоминаний».

АСЯ. «Марина родилась 26 сентября 1892 года в Москве… В мамином дневнике много лет спустя мы прочли: «Четырехлетняя моя Маруся ходит вокруг меня и всё складывает слова в рифмы, – может быть, будет поэт?»

МАРИНА. «Когда вместо желанного, предрешенного, почти приказанного сына Александра родилась всего только я, мать сказала: «По крайней мере, будет музыкантша».
Когда же первым, явно бессмысленным и вполне отчетливым догодовалым словом оказалась «гамма», мать только подтвердила: «Я так и знала», – и тут же принялась учить
меня музыке… Могу сказать, что я родилась не в жизнь, а в музыку».

АСЯ. Наша мать, Мария Александровна Мейн, прекрасная пианистка, которая, по словам Марины, « на рояле могла всё», прививала нам любовь к Шуману, Бетховену, Моцарту, Верди, Чайковскому, Шопену… Музыка полнила дом радостью и, по словам Марины, «обернулась Лирикой».

ВЕДУЩИЙ. Из автобиографии Марины Цветаевой.

МАРИНА. «Отец – Иван Владимирович Цветаев – профессор Московского университета, основатель и собиратель Музея изящных искусств (ныне Музея изобразительных искусств), выдающийся филолог».

ВЕДУЩИЙ. С рождения и до замужества Марина Цветаева прожила в доме № 8 в Трехпрудном переулке.

АСЯ. Это была особая атмосфера большого деревянного особняка, окруженного тополями и акацией.

Звучит «Прелюдия № 3 соль мажор» Ф. Шопена.
Ася переходит в комнату Марины, садится рядом с ней на диван.

МАРИНА.
Ты, чьи сны еще непробудны,
Чьи движенья еще тихи,
В переулок сходи в Трехпрудный,
Если любишь мои стихи.
О, как солнечно и как звездно
Начат жизненный первый том,
Умоляю – пока не поздно,
Приходи посмотреть наш дом!

АСЯ.
Будет скоро тот мир погублен,
Погляди на него тайком,
Пока тополь еще не срублен,
И не продан еще наш дом.

МАРИНА.
Этот мир невозвратно-чудный
Ты застанешь еще, спеши!
В переулок сходи Трехпрудный,
В эту душу моей души.

ВЕДУЩИЙ. В семье Цветаевых было четверо детей: Валерия и Андрей – дети Ивана Владимировича, рано похоронившего свою первую жену, и Марина и Ася, которая была моложе Марины на два года.

СТАРШЕКЛАССНИЦА. «Всё, что могло душевно, духовно, интеллектуально развить и направить детей, было им предоставлено: разноязыкие гувернантки, книги, игрушки, музыка, театр… Они начали говорить почти одновременно на трех языках: русском, немецком и французском. На их воспитание не только «не жалели средств», как тогда говорили, мать и сама отдавала детям много внимания и времени».

МАРИНА. «О, как мать торопилась с нотами, с буквами, с Ундинами, с ДженЭйрами, с Антонами Горемыками, с презрением к физической боли, со Св. Еленой, с одним против
всех, с одним – без всех, точно знала, что не успеет… так вот – хотя бы это, и хотя бы еще это, и еще это, и это еще… Чтобы было чем помянуть! Чтобы сразу накормить – на всю жизнь!»

АСЯ. Материальное, внешнее считалось низким и недостойным. «Деньги – грязь» – это материнское отношение Марина унаследовала.

МАРИНА. «Мать нам словами никогда ничего не запрещала. Глазами — всё… Это был дом молчаливых запретов и заветов».

ВЕДУЩИЙ. Впрочем, спартанство, привитое им матерью, помогало им потом переносить выпавшие на их долю лишения.
АСЯ. Детство катилось стремительно и оставило по себе воспоминание счастья. Зимой – Москва. Родной дом, где знаешь каждый закоулочек и различаешь скрип каждой двери и любой ступеньки, ведущей на «детский» верх. Ежедневные прогулки: на Тверской бульвар к памятнику Пушкину или на Патриаршие пруды.

МАРИНА. Летом – полудеревенская Таруса. Сто тридцать – сто сорок километров от Москвы. Калужская губерния, маленький городок над чистой, спокойной и рыбной Окой, центр России.

Сини подмосковные холмы,
В воздухе чуть теплом – пыль и деготь.
Сплю весь день, весь день смеюсь, – должно быть,
Выздоравливаю от зимы…

СТАРШЕКЛАССНИЦА. «Детство неслось завидно-счастливо… но не было безоблачно-просто. Не были простыми характеры и отношения детей между собой, непросты были и отношения с матерью. «Будь моя мать… так же проста со мной, как другие матери с другими девочками», – обмолвилась однажды Марина Цветаева без горечи и сожаления. Она принимала, любила и восхищалась матерью такой, какой та была».

Старшеклассница откладывает книгу, задумывается.

АСЯ. Характер Марины был не из легких – и для окружающих, и для нее самой. Гордость и застенчивость, упрямство и твердость воли, непреклонность, слишком рано возникшая потребность оградить свой внутренний мир.

СТАРШЕКЛАССНИЦА (снова берет книгу, читает):
«Общепринятое ей было чуждо, уже тогда у нее были особые отношения с миром, в которых явь так тесно сплелась с фантазией, что невозможно было их отличить».

МАРИНА.
Кто создан из камня, кто создан из глины, -
А я серебрюсь и сверкаю!
Мне дело – измена, мне имя – Марина,
Я – бренная пена морская.

Кто создан из глины, кто создан из плоти -
Тем гроб и надгробные плиты…
- В купели морской крещена – и в полете
Своем – непрестанно разбита!

Сквозь каждое сердце, сквозь каждые сети
Пробьется мое своеволье.
Меня – видишь кудри беспутные эти? -
Земною не сделаешь солью.

Дробясь о гранитные ваши колена,
Я с каждой волной – воскресаю!
Да здравствует пена – веселая пена -
Высокая пена морская!

ВЕДУЩИЙ. Мария Александровна умерла в 1906 году. Марине в это время было четырнадцать, Асе – двенадцать.

СТАРШЕКЛАССНИЦА. «Детство оборвалось, но жизнь не остановилась. Надо было привыкать к реальному сиротству – жизни подростка без матери. Ни старшая сестра Валерия, никто из родственниц не выразил желания продолжить воспитание Марины и Аси – возможно, задача казалась им слишком трудной: девочки не были похожи на обычных детей их круга. Отец остался их единственным хранителем и воспитателем, но влияния на Марину не имел. Его терпимость и деликатность были безграничны, но наверняка он не раз приходил в отчаяние от своеволия и ранней самостоятельности дочери…».

ВЕДУЩИЙ. Много позже Цветаева признавалась:
МАРИНА. «…Главное – росла без матери, т.е. расшибалась обо все углы».

АСЯ. Озорство, нежелание учиться, пренебрежение всеми общепринятыми нормами и правилами… И в то же время Марина неустанно работала: читала, писала, переводила. К
восемнадцати годам она не только выпустила первую книгу стихов, но и перевела «Орленка» Ростана. В девятнадцать она стала автором еще одного сборника стихотворений.

ВЕДУЩИЙ. Летом 1911 года Марина и Ася приехали в Коктебель, в дом поэта Максимилиана Волошина и его матери Елены Оттобальдовны, которую все волошинские гости называли Пра.

Появляется Макс.

МАКС. Летом 1911 г. в Коктебеле гостили сестры Марина и Анастасия Цветаевы. Одним из первых, кого Марина встретила здесь, был Сережа Эфрон.

МАРИНА. Макс, я выйду замуж только за того, кто из всего побережья угадает, какой мой любимый камень.

МАКС. Марина, влюбленные, как тебе, может быть, уже известно – глупеют. И когда тот, кого ты полюбишь, принесет тебе… булыжник, ты совершенно искренне поверишь, что это твой любимый камень.

МАРИНА. Макс! Я от всего умнею! Даже от любви!

АСЯ. С камешком всё сбылось. Марина и Сережа нашли друг друга мгновенно и навсегда. Чуть ли ни в первый день знакомства он вручил ей сердоликовую бусу, которая всегда была с Мариной до ее смерти, а потом хранилась у их дочери.
Сереже Эфрону шел тогда 18-й год, он был на год моложе Марины. Высокий, худой, чуть сутулый. С прекрасным, тонким лицом, на котором лучились, сияли, грустили огромные светлые глаза. В письме Розанову Марина писала:

МАРИНА. «Если бы Вы знали, какой это пламенный, великодушный, глубокий юноша!.. Мы никогда не расстанемся. Наши встречи – чудо».

СТАРШЕКЛАССНИЦА. «Он представлялся ей идеалом благородства, явлением другого века, безупречным рыцарем».

МАРИНА.
Я с вызовом ношу его кольцо!
- Да, в Вечности – жена, не на бумаге! -
Чрезмерно узкое его лицо
Подобно шпаге.
Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.

Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза – прекрасно-бесполезны!
Под крыльями раскинутых бровей -
Две бездны.
В его лице я рыцарству верна,
- Всем вам, кто жил и умирал
без страху! -
Такие – в роковые времена -
Слагают стансы – и идут на плаху!

АСЯ. «Обвенчались Сережа и Марина в январе 1912 года, и короткий промежуток между их встречей и началом Первой мировой войны был единственным в их жизни периодом бестревожного счастья».

ВЕДУЩИЙ. В сентябре 1912 года в семье Сергея Эфрона и Марины Цветаевой родилась дочь Ариадна.

МАРИНА. «Я назвала ее Ариадной… Назвала от романтизма и высокомерия, которые руководят всей моей жизнью. Ариадна – ведь это ответственно. Именно – поэтому».

ВЕДУЩИЙ. Ариадна – Аля, как все ее называли – росла необыкновенным ребенком, помноженном на такую необыкновенную мать, как Марина. Девочка была незаурядно
одарена: к четырем годам научилась читать, к пяти – писать, с шести начала вести дневники. Аля называла мать Мариной и обращалась к ней на «Вы» (в этой семье все обращались друг к другу на «Вы»).

СТАРШЕКЛАССНИЦА. Детские записи Ариадны сохранились. Есть среди них этюд «Моя мать»:
«…У нее светло-русые волосы, они по бокам завиваются. У нее зеленые глаза, нос с горбинкой и розовые губы. У нее стройный рост и руки, которые мне нравятся. Ее любимый день – Благовещение. Она грустна, быстра, любит Стихи и Музыку. Она пишет стихи. Она терпелива, терпит всегда до крайности. Она сердится и любит. Она всегда куда-то торопится. У нее большая душа. Нежный голос. Быстрая походка. У Марины руки все в кольцах. Марина по ночам читает. У нее глаза почти всегда насмешливые. Она не любит, чтобы к ней приставали с какими-нибудь глупыми вопросами, она тогда очень сердится. Иногда она ходит, как потерянная, но вдруг точно просыпается, начинает говорить и опять точно куда-то уходит».

МАРИНА.
В огромном городе моем – ночь.
Из дома сонного иду – прочь.
И люди думают: жена, дочь -
А я запомнила одно: ночь.

Июльский ветер мне метет — путь,
И где-то музыка в окне

ВЕДУЩИЙ. В апреле 1917 года у Марины Цветаевой и Сергея Эфрона родилась вторая дочь – Ирина. В это время Сергей Эфрон служит в Москве в 56-м пехотном запасном полку, обучает солдат. Когда в конце октября семнадцатого года начались революционные события, он оказался в самом пекле, в Александровском училище, принимал участие в уличных боях и покинул училище только после того, как представитель Временного правительства подписал с большевиками условия капитуляции.

АСЯ. В это время Марина возвращалась из Крыма. По дороге из газет она узнает о боях в Москве, о том, что Кремль защищает 56-й полк. Она с ужасом думает только о том, что может не застать мужа в живых, и пишет в тетрадку письмо к нему – живому или мертвому.

СТАРШЕКЛАССНИЦА (читает очередной фрагмент из книги «Быт и бытие Марины Цветаевой»):
«…Она записывает слова, на всю жизнь определившие ее отношение к мужу. Они вместе уже больше шести лет, и первые бури уже пронеслись над ними, но Цветаева относится к нему так же высоко, как и в дни встречи…»

МАРИНА (пишет и проговаривает вслух). «Разве Вы можете сидеть дома? Если бы все остались, Вы бы один пошли. Потому что Вы безупречны. Потому что Вы не можете, чтобы убивали других… Потому что Вы беззаветны и самоохраной брезгуете, потому что «я» для Вас не важно, потому что я всё это с первого часа знала! Если бог сделает чудо – оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака…»

СТАРШЕКЛАССНИЦА.
Писала я на аспидной доске,
И на листочках вееров поблеклых,
И на речном, и на морском песке,
Коньками по льду и кольцом на стеклах, -
И на стволах, которым сотни зим…
И, наконец, – чтоб было всем известно! -
Что ты любим! любим! любим, любим! —
Расписывалась – радугой небесной.

Как я хотела, чтобы каждый цвел
В веках со мной! под пальцами моими!
И как потом, склонивши лоб на стол,
Крест-накрест перечеркивала – имя…
Но ты, в руке продажного писца
Зажатое! ты, что мне сердце жалишь!
Непроданное мной! внутри кольца!
Ты – уцелеешь на скрижалях.

ВЕДУЩИЙ. 4 ноября 1917 года Цветаева с мужем и его другом прапорщиком Гольцевым снова отправилась в путь: молодые офицеры ехали в Крым с твердым намерением пробраться на Дон, где должна была формироваться Добровольческая армия для борьбы с большевиками, и Цветаева хотела сама проводить Сергея в Крым. Они приезжают в Коктебель к Волошиным, где проводят две недели, чтобы затем расстаться на несколько лет.

АСЯ. Было решено, что Марина поедет в Москву за детьми и вернется с ними в Коктебель.

МАРИНА. «…Жить или умереть, там видно будет, но с Максом и Пра, вблизи от Сережи, который… должен был из Коктебеля выехать на Дон».

ВЕДУЩИЙ. Пра и Макс торопили ее вернуться. Цветаева уехала из Крыма 25 ноября 1917 года. Это была их последняя встреча.

АСЯ. Выбраться из Москвы Марина уже не смогла. Исполнилось прощальное пророчество Волошина: «Помни, что теперь будет две страны: Север и Юг».
ВЕДУЩИЙ. Это затянулось на три года. Она оказалась на Севере; Сережа, Ася, Волошины – на Юге.

Ася уходит.

СТАРШЕКЛАССНИЦА. «Колесо истории не только повернуло время мира, но и проехалось по каждой отдельной судьбе. Душа Цветаевой раскололась надвое: одна половина осталась в Москве с детьми, повседневными заботами, с новыми интересами, дружбами и увлечениями. Другая – плутала за мужем по полям гражданской войны, любила, страдала, тосковала, истекала кровью…»

Звучит «Прелюдия № 2 ля минор» Ф. Шопена.

ВЕДУЩИЙ. Цветаевой было двадцать пять лет. Она осталась одна с двумя маленькими детьми в городе, где рухнули привычные устои и скоропалительно разлаживалось то, что называлось бытом: пропали деньги, лежавшие в банке, исчезали еда и дрова, изнашивались одежда и обувь. Жизнь принимала подчас фантастические формы, но надо
было жить, растить детей, писать.

МАРИНА. В период с 1917 по 20-й годы был написан цикл стихов «Лебединый стан», посвященных Белой армии.

СТАРШЕКЛАССНИЦА.
Белая гвардия, путь твой высок:
Черному дулу – грудь и висок.
Божье да белое твое дело:
Белое тело твое – в песок.

Не лебедей это в небе стая:
Белогвардейская рать святая
Белым видением тает, тает …
Старого мира – последний сон:
Молодость – Доблесть – Вандея – Дон.

МАРИНА.
Кто уцелел – умрет, кто мертв — воспрянет.
И вот потомки, вспомнив старину:
- Где были вы? – Вопрос как гром грянет,
Ответ как громом грянет: – На Дону!
- Что делали? – Да принимали муки,
Потом устали и легли на сон.
И в словаре задумчивые внуки
За словом: долг напишут слово: Дон.

ВЕДУЩИЙ. Наиболее трудным для Марины Цветаевой оказался год 1919-й, запомнившийся «самым черным, самым чумным, самым смертным». Из письма Марины Цветаевой:
М МАРИНА. «Живу с Алей и Ириной (Але 6 лет, Ирине 2 г. 7 мес.) в Борисоглебском пер., против двух деревьев, в чердачной комнате, бывшей Сережиной. Муки нет, хлеба нет, под письменным столом фунтов 12 картофеля… весь запас».

От века поэтовы корки черствы,
И дела нам нету до красной Москвы!
Глядите: от края – до края -
Вот наша Москва – голубая!

А если уж слишком поэта доймет
Московский, чумной девятнадцатый год, -
Что ж, – мы проживем и без хлеба!
Недолго ведь с крыши – на небо.

ВЕДУЩИЙ. В феврале 1920 года умерла от голода маленькая Ирина.

СТАРШЕКЛАССНИЦА.
Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были – по одной на каждую -
Две головки мне дарованы.
Но обеими – зажатыми -
Яростными – как могла! -
Старшую у тьмы выхватывая -
Младшей не уберегла.
Две руки – ласкать-разглаживать
Нежные головки пышные.
Две руки – и вот одна из них
За ночь оказалась лишняя.
Светлая – на шейке тоненькой -
Одуванчик на стебле!
Мной еще совсем не понято,
Что дитя мое в земле.

ВЕДУЩИЙ. В 1921 году вышел сборник Цветаевой «Вёрсты».

Звучит соната №30 для фортепиано ми мажор, соч. 109 (ч. 2) Л. Бетховена.

ВЕДУЩИЙ (на фоне музыки). В книгу вошли стихи 1916-1917 и дальнейших годов. В них много дорог, быстро бегущих туч и солнца, чьих-то настороженных теней, шорохов, багровых закатов и лиловых беспокойных зорь. В них много пространства и ветра.

МАРИНА.
Другие – с очами и с личиком светлым.
А я-то ночами беседую с ветром.
Не с тем – италийским
Зефиром младым, -
С хорошим, с широким,
Российским, сквозным!

Другие всей плотью по плоти плутают,
Из уст пересохших – дыханье глотают…
А я – руки настежь! – застыла – столбняк!
Чтоб выдул мне душу – российский сквозняк!

ВЕДУЩИЙ. Трагично, горестно, бедственно звучали ее стихи, связанные с Первой мировой войной. Среди шовинистического угара тех лет, громких призывов вести войну до победного конца Цветаева сохранила позицию человека, потрясенного скорбью и недоумением. Бедствия народа – вот что пронзило ее душу.

СТАРШЕКЛАССНИЦА.
Если душа родилась крылатой -
Что ей хоромы и что ей хаты!
Что Чингисхан ей и что – Орда!
Два на миру у меня врага,
Два близнеца – неразрывно-слитых:
Голод голодных – и сытость сытых!

МАРИНА.
Белое солнце и низкие, низкие тучи,
Вдоль огородов – за белой стеною – погост.
И на песке вереницы соломенных чучел
Под перекладинами в человеческий рост.

И, перевесившись через заборные колья,
Вижу: дороги, деревья, солдаты вразброд…
Старая баба – посыпанный крупною солью
Черный ломоть у калитки жует и жует.

Чем прогневили тебя эти серые хаты,
Господи! – и для чего стольким простреливать грудь?
Поезд прошел и завыл, и завыли солдаты,
И запылил, запылил отступающий путь…

Нет, умереть! Никогда не родиться бы лучше,
Чем этот жалобный, жалостный, каторжный вой
О чернобровых красавицах. – Ох, и поют же
Нынче солдаты! О, Господи Боже ты мой!

ВЕДУЩИЙ. Вместе с народным горем в ее стих вошло и народное слово. Сказка, былина, заклятия и наговоры – весь этот многоцветный поток хлынул в ее сознание, в память, в поэтическую речь. Цветаева зачитывается былинами и сказками. Ее поражал язык, переливчатый, многострунный, полный неизъяснимой «чары».

МАРИНА.
Полюбил богатый – бедную,
Полюбил ученый – глупую,
Полюбил румяный – бледную,
Полюбил хороший — вредную:
Золотой – полушку медную.
- Где, купец, твое роскошество?
«Во дырявом во лукошечке!»
- Где, гордец, твои учености?
«Под подушкой у девчоночки!»
- Где, красавец, щеки алые?
«За ночь черную – растаяли».
- Крест серебряный с цепочкою?
«У девчонки под сапожками!»
Не люби, богатый – бедную,
Не люби, ученый – глупую,
Не люби, румяный – бледную,
Не люби, хороший – вредную:
Золотой – полушку медную!

СТАРШЕКЛАССНИЦА (продолжает читать «Быт и бытие…»):
«…Ее осуждали за многочисленные увлечения. Легко вообразить себе толки «кумушек»: муж где-то на войне, может даже погиб, а она… И на самом деле, она многими увлекалась в эти годы, у нее были романы – как эфемерные, так и вполне реальные… Она была искательница. «Искательница приключений» сказано в стихах, но это неправда. Она искала не приключений, а душ – Душу – родную душу… Это ощущалось как жажда или голод, кидало от восторга к разочарованию, от одного увлечения к другому… «Ненасытностью своею перекармливаю всех…».
«Перекармливание» всегда мешало ее отношениям с людьми, мало кто мог выдержать напор ее дружбы, ненасытного стремления отдать себя и постигнуть другого целиком».

Вчера еще в глаза глядел,
А нынче – всё косится в сторону!
Вчера еще до птиц сидел, -
Все жаворонки нынче – вороны!
Я глупая, а ты умен,
Живой, а я остолбенелая.
О, вопль женщин всех времен:
«Мой милый, что тебе я сделала?!»

МАРИНА.
И слезы ей – вода, и кровь -
Вода, – в крови, в слезах умылася!
Не мать, а мачеха – Любовь:
Не ждите ни суда, ни милости.
Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая…
И стон стоит вдоль всей земли:
«Мой милый, что тебе я сделала?»

Вчера еще – в ногах лежал!
Равнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал, -
Жизнь выпала – копейкой ржавою!
Детоубийцей на суду
Стою – немилая, несмелая.
Я и в аду тебе скажу:
«Мой милый, что тебе я сделала?»

Спрошу я стул, спрошу кровать:
«За что, за что терплю и бедствую?»
«Отцеловал – колесовать:
Другую целовать», – ответствуют.
Жить приучил в самом огне,
Сам бросил – в степь заледенелую!
Вот что ты, милый, сделал мне!
Мой милый, что тебе – я сделала?

Всё ведаю – не прекословь!
Вновь зрячая – уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть-садовница.
Само – что дерево трясти! -
В срок яблоко спадает спелое…
- За всё, за всё меня прости,
Мой милый, – что тебе я сделала!

Во время чтения стихотворения Мариной Старшеклассница уходит, затем появляется с портретом Марины Цветаевой и вешает его на стену, туда, где раньше висел плакат. Затем садится на диван и снова углубляется в книгу.

ВЕДУЩИЙ. Из эссе Цветаевой «Мой Пушкин», написанного в 1937 году:
МАРИНА. «Пушкин меня заразил любовью. Словом – любовь…
Скамейка. На скамейке – Татьяна. Потом приходит Онегин, но не садится, а она встает. Оба стоят и говорит только он, всё время, долго, а она не говорит ни слова… Это первая моя любовная сцена предопределила все мои последующие, всю страсть во мне несчастной, невзаимной, невозможной любви. Я с той самой минуты не захотела быть счастливой и этим себя на нелюбовь – обрекла».

Звучит песня М. Таривердиева на стихи М. Цветаевой «Мне нравится, что вы больны не мной…»

МАРИНА. «Но еще одно, не одно, а многое, предопределил во мне Евгений Онегин. Если я потом всю жизнь по сей день последний всегда первая писала, первая протягивала руку – и руки, не страшась суда – то только потому, что на заре моих дней лежащая Татьяна в книге при свечке, с растрепанной и переброшенной через грудь косой, это на моих глазах – сделала. И если я потом, когда уходили (всегда – уходили), не только не протягивала вслед рук, а головы не оборачивала, то только потому, что тогда, в саду, Татьяна застыла статуей. Урок смелости. Урок гордости. Урок верности. Урок судьбы. Урок одиночества».

ВЕДУЩИЙ. В своей книге «Быт и бытие Марины Цветаевой» Виктория Швейцер пишет: «…Саломея Андроникова, дружившая с Цветаевой в эмиграции, сказала мне нечто, поразившее бы многих: «Марина вообще не была склонна к романам». Что же тогда были все ее увлечения, что бросало ее к людям, как голодного к хлебу? Возможно, в этом кроется одна из тайн поэтического творчества: увлечения были пищей поэзии». А единственным и по-настоящему главным человеком в ее жизни всегда оставался Сергей Эфрон.

СТАРШЕКЛАССНИЦА. «1 июля 1921 года, после трех с половиной лет разлуки и почти двух лет полной неизвестности, Цветаева получила от мужа первое письмо. Она работала в те дни над стихами «Георгий», где он в образе святого Георгия Победоносца, как и в юности, рисовался рыцарем. Стихи оборваны на полуфразе: « – Так слушай же!..». В книге помечено: «Не докончено за письмом». А в тетради, рядом с оставленным «Георгием»: «С сегодняшнего дня – жизнь. Впервые живу…»

МАРИНА.
Жив и здоров!
Громче громов -
Как топором -
Радость!
Стало быть, жив?
Веки смежив,
Дышишь, зовут -
Слышишь?
Мертв – и воскрес?!
Вздоху в обрез,
Камнем с небес,
Ломом
По голове, -
Нет, по эфес
Шпагою в грудь – Радость!

ВЕДУЩИЙ. Полученная от Эфрона весточка перевернула всю ее жизнь: не было сомнения, что нужно ехать к мужу, Это было непросто. Надо было хлопотать, ждать, добывать разрешение на отъезд.

СТАРШЕКЛАССНИЦА.
Здравствуй! Не стрела, не камень:
Я! – Живейшая из жен:
Жизнь. Обеими руками
В твой невыспавшийся сон.
Дай! (На языке двуостром:
На! – Двуострота змеи!)
Всю меня в простоволосой
Радости моей прими!
Льни! – Сегодня день на шхуне,
- Льни! – на лыжах! – Льни! – льняной!
Я сегодня в новой шкуре:
Вызолоченной, седьмой!
- Мой! – и о каких наградах
Рай – когда в руках, у рта:
Жизнь: распахнутая радость
Поздороваться с утра!

ВЕДУЩИЙ. Это было написано уже после того, как Цветаева с дочерью оставили Россию, приехав сначала в Берлин, а потом в Прагу, где Эфрон учился в университете.
В поисках дешевого жилья Цветаева скиталась по Чехии. Тихие, красивые места: Горные Мокропсы, Иловищи, Дальние Мокропсы, Вщеноры – помогали ей переносить
тяготы нищенского быта и в то же время способствовали внутренней сосредоточенности.

МАРИНА.
Есть нас Души, как час Луны,
Совы – час, мглы – час, тьмы -
Час… Час Души, как час струны
Давидовой сквозь сны
Сауловы… В тот час дрожи,
Тщета, румяна смой!
Есть час Души, как час грозы,
Дитя, и час сей – мой.
Час сокровеннейших низов
Грудных. – Плотины спуск!
Всё вещи сорвались с пазов,
Все сокровенья – с уст!
С глаз – все завесы! Все следы -
Вспять! На линейках – нот -
Нет! Час Души, как час Беды,
Дитя, и час сей – бьет.

ВЕДУЩИЙ. Цветаева очень много работает. Появляются новые стихи, поэмы («Поэма Горы», «Поэма Конца», «Молодец», «Крысолов» и другие), литературно-философские эссе, автобиографическая проза. Эмигрантская критика часто отзывалась нелестно. Страстность и напор ее стихов многими воспринимались как искусственная экзальтация и истерия. Ее обвиняли в непонятности, сбивчивости, приписывали «декадентски-женский эгоцентризм», говорили, что она слишком «захлебывалась стихами».

МАРИНА.
Вскрыла жилы: неостановимо,
Невосстановимо хлещет жизнь.
Подставляйте миски и тарелки!
Всякая тарелка будет – мелкой,
Миска – плоской.
Через край – и мимо -
В землю черную, питать тростник.
Невозвратно, неостановимо,
Невосстановимо хлещет стих.

СТАРШЕКЛАССНИЦА (раздумывая над книгой, которую читает):
Она и жила всегда «взахлеб» – ничего чуть-чуть, ничего наполовину, всегда наотмашь, если стихи – то уйти «ввысь», если работать над критической статьей, то, по ее собственному выражению, «зверски», если любить – то беспредельно…

Звучит I часть «Концерта № 2 для фортепиано с оркестром» С. Рахманинова.

ВЕДУЩИЙ. В ноябре 1925 года Цветаева и Эфрон с детьми (1 февраля родился сын Георгий) переехали в Париж. За четырнадцать парижских лет Цветаевой удалось издать всего одну книгу.

СТАРШЕКЛАССНИЦА. Это была нелюбовь взаимная. Если «парижан» отталкивала высокая романтика Цветаевой, устремленность прочь от земного, ввысь, то ведь и ей была чужда их приземленность, ограниченность их поэтического мира, полушепот голосов. Вклинивался сюда и индивидуализм Цветаевой, неприемлемость для нее никаких «школ»…

ВЕДУЩИЙ. Однако непонимание и несправедливость огорчали ее, выводили из состояния равновесия, мешали жить.

СТАРШЕКЛАССНИЦА. «Но во всех трудных ситуациях ей помогал избранный ею жизненный девиз: Ne daigne. Не снисхожу. Он ставил всё на свои места: не снисхожу до вашего непонимания, до ваших претензий, до вашей брани».

ВЕДУЩИЙ. К тому же у нее появился союзник, друг, брат, понимавший и принимавший каждый звук в ее стихах – Борис Пастернак. Открытие поэтами друг друга (они были знакомы и раньше, но это было несколько беглых, случайных встреч) произошло летом 1922 года, когда Пастернак прислал Цветаевой восторженное письмо по поводу ее сборника «Вёрсты».

СТАРШЕКЛАССНИЦА. «Была ли то страсть или дружба, творческая близость или эпистолярный роман? Всё вместе, неразрывно, питая и усиливая одно другое. В их отношениях каждый предстает в полном объеме своего человеческого облика и возможностей. Это удивительно, ибо в плане реальном: жизненных встреч, бытовых подробностей – связь Цветаевой с Пастернаком выглядит эфемерной, придуманной – полетом фантазии… Заочные, заоблачные отношения с Пастернаком стали существеннейшей частью жизни Цветаевой».

МАРИНА (читает не наизусть, а по тетради):
Рас-стояние: версты, мили…
Нас рас-ставили, рас-садили,
Чтобы тихо себя вели
По двум разным концам земли.

Рас-стояние: версты, дали…
Нас расклеили, распаяли,
В две руки развели, распяв,
И не знали, что это – сплав
Вдохновений и сухожилий…

Не рассорили – рассорили,
Расслоили…
Стена да ров.
Расселили нас, как орлов-
Заговорщиков: версты, дали…

Не расстроили – растеряли.
По трущобам земных широт
Рассовали нас, как сирот.
Который уж, ну который – март?!
Разбили нас – как колоду карт!

ВЕДУЩИЙ. Из дневниковых записей Марины Цветаевой:

МАРИНА. «Читаю стихи. Читать по тетрадке я стала только тогда, когда перестала их знать наизусть, а знать перестала – когда просить перестали, с 1922 года – года моего отъезда из России. Из мира, где мои стихи кому-то нужны были».

СТАРШЕКЛАССНИЦА.
Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно -
Где совершенно одинокой
Выть, по каким камням домой
Брести с кошелкою базарной
В дом, и не знающий, что мой,
Как госпиталь или казарма.

МАРИНА
Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И всё – равно, и всё – едино.
Но если по дороге – куст
Встает, особенно – рябина…

ВЕДУЩИЙ. Уже в конце 20-х годов Сергей Эфрон начал вынашивать идею возвращения в Россию, принимая теперь советскую власть и умом и сердцем. Взрослеющая Аля полностью разделяла взгляды отца. Более того, Георгий (Мур, как его звали в семье), родившийся в Праге, тоже мечтал ехать в СССР. Цветаева не хотела возвращаться. Но не поехать вслед за мужем и старшей дочерью не могла.

СТАРШЕКЛАССНИЦА. 18 июня 1939 года Марина Ивановна с сыном приезжает в Москву. Узнает, что арестована ее сестра Ася.

ВЕДУЩИЙ. В августе арестована Ариадна, а в октябре – Сергей Яковлевич Эфрон. Цветаева в отчаянии. Непонимание происходящего, стояние в тюремных очередях, хлопоты о дочери и муже, которых она больше никогда не увидит.

Звучит фрагмент I части «Концерта № 2 для фортепиано с оркестром» С. Рахманинова.

МАРИНА.
О черная гора,
Затмившая весь свет!
Пора – пора – пора
Творцу вернуть билет.
Отказываюсь – быть.
В Бедламе нелюдей
Отказываюсь – жить.
С волками площадей
Отказываюсь – выть.
С акулами равнин
Отказываюсь плыть -
Вниз – по течению спин.
Не надо мне ни дыр
Ушных, ни вещих глаз.
На твой безумный мир
Ответ один – отказ.

Марина уходит.

ВЕДУЩИЙ. Ариадна была приговорена к восьми годам лагерей. Эфрона расстреляли в октябре 1941 года. В 1944 году погиб на фронте Георгий. Но всё это было уже за той чертой, которую Марина Цветаева провела, отделив себя от живущих, 31 августа 1941 года в Елабуге.

Звучит «Реквием» на стихи М. Цветаевой («Уж сколько их упало в эту бездну…»). На экране меняются слайды – фотографии М. Цветаевой разных лет, в т.ч. – с Анастасией, Сергеем Эфроном, детьми.

Во время звучания песни и демонстрации слайдов Старшеклассница уходит. Она возвращается с розами в руках, ставит их в вазу к портрету Цветаевой и, развернувшись к залу, читает свои стихи.

СТАРШЕКЛАССНИЦА.
Я купила розы. Это Вам.
Пусть постоят в индийской вазе чёрной.
Я дарю их Вам. И непокорной
Музе. И заоблачным стихам.